Когда долго всматриваешься в бездну - бездна начинает всматриваться в тебя
Название: Рассвет (часть 7 заключительная)
Автор: Mokushiroku
Жанр: angst; в некоторых местах, пожалуй, dark
Персонажи/пары: Итачи/Саске. На заднем плане Саске/Сакура и Наруто/Хината
Рейтинг: Полагаю, что дотягивает до NC-17. Хотя не факт
Статус: закончен
Заметки: Многабукф! А также яой, инцест, смерть персонажа, POV Саске, ООС Саске.
Краткое содержание: Всё мрачно, глючно и грустно. Потому что, несмотря на всё моё желание, я не вижу, как устроить парочке любимых братьев счастливое совместное существование, не прибегая к АУ.
читать дальше…И ты вытаскиваешь.
Вцепляешься стальной хваткой в запястья и тянешь вверх, сквозь плотно-зелёную толщу воды.
Я захлёбываюсь солнечным светом, зеленью деревьев, криками птиц, воздухом, внезапно хлынувшим в лёгкие, - так же, как секунду назад захлёбывался солёной водой.
Ты вытаскиваешь меня на берег, усаживаешь и ждёшь, пока я откашляюсь. Меня пару раз выворачивает всей этой водой, которой я наглотался, но, в конце концов, я снова могу дышать и поднимаю на тебя глаза.
Ты смотришь на меня испуганно и сердито, и это до странного непохоже на твоё утреннее безразличие. Да ты вообще сам на себя не похож: худые плечи подрагивают, мокрые волосы облепили лицо, глаза чуть расширены от пережитого ужаса; ты впервые не кажешься старше своего возраста, а сейчас тебе лет двенадцать, наверное.
- Саске! - начинаешь холодно, строго, - так всегда выговаривает нам отец, - но я сжимаюсь в комок, обхватываю ободранные коленки руками и часто-часто моргаю, чувствуя подступающие к глазам слёзы. И ты не выдерживаешь, прижимаешь к себе, шепчешь в ухо почти нежно: - Какого чёрта ты полез в озеро, глупый?
Я утыкаюсь носом тебе в шею и ловлю языком стекающие с намокшей чёлки капли; тебе щекотно, ты смеёшься, но потом вспоминаешь, что негоже так попустительствовать младшему брату, только что нарушившему строжайший запрет отца, и отстраняешься, качая головой.
- Если родители узнают, влетит нам обоим; и тебе, и мне - за то, что не усмотрел.
Я втягиваю голову в плечи и смотрю на тебя жалостливым взглядом.
Ты вздыхаешь и стягиваешь с меня мокрую одежду, потом вытираешь мне волосы единственной имеющейся у нас сухой вещью: своей футболкой, которую ты предусмотрительно скинул, прежде чем броситься в озеро.
Я пытаюсь протестовать, но ты встряхиваешь меня за плечи и серьёзно смотришь в глаза.
- Прекрати, Саске. Ещё не хватало, чтобы ты простудился.
- А…ты?
- Со мной всё будет в порядке, - ты снимаешь мокрые штаны, отжимаешь их и снова натягиваешь.
- Со мной тоже! - горячо возражаю я, но ты только улыбаешься и подхватываешь меня на руки.
Я смиряюсь со своей участью; по-хорошему надо бы вырваться, пойти самому, но в твоих объятиях так тепло, так спокойно, что совершенно не хочется доказывать свою самостоятельность в данный момент.
- Почему ты всегда сильнее? - ворчу я, удобнее устраиваясь у тебя на руках.
Ты усмехаешься и небольно щёлкаешь меня по лбу.
- Ну, потому, что я, например, не пытаюсь продемонстрировать своё умение скользить по воде, не будучи сам в нём уверенным.
Я вздыхаю и прижимаюсь к тебе. Мы идём через лес в сторону дома, лёгкий ветер развевает твои подсохшие волосы, и меня начинает дурманить их аромат, смешавшийся с запахом хвои и нагревшейся за день листвы. Последние дни уходящего лета.
Мне отчего-то хочется плакать, и я не сопротивляюсь этому желанию: начинаю всхлипывать и мелко подрагивать, утыкаясь тебе в грудь.
Ты останавливаешься и смотришь на меня полуудивлённо-полуобеспокоенно:
- Что случилось?
Мои рыдания усиливаются.
- Не уходи… - бормочу я, шмыгая носом.
- Ну Саске, - ты досадливо морщишься. - Мы же уже говорили об этом. Я не могу не идти сегодня на миссию.
Я отчаянно трясу головой.
- Нет! Вообще…
Ты на секунду прикрываешь глаза.
- Не понимаю, о чём ты.
Я и сам не очень-то понимаю, но меня пугает едва заметная перемена в твоём голосе. Не то чтобы он стал холодным или жёстким, просто - каким-то неестественным, слишком ровным; так произносят слова хорошо заученной роли.
Больше я не успеваю ничего спросить: мы подходим к дому, и навстречу нам выбегает мама, торопливо вытирая руки о фартук. Наверное, она заметила нас в окно.
- Итачи, Саске! - кричит она ещё издалека. - Почему вы раздетые? На улице уже совсем не жарко!
- Саске упал в озеро, - сообщаешь ты, прежде чем я успеваю открыть рот. - Это я виноват.
Мама качает головой.
- Ох… Ну ладно, ладно, идите быстрее оденьтесь, пока отец не заметил.
Ты киваешь, спускаешь меня на пол, и мы торопливо идём через весь дом к тебе в комнату.
- Зачем? - выдыхаю я, еле поспевая за твоими быстрыми шагами. - Зачем ты сказал, что я упал в озеро, если я специально туда полез? Не надо меня покрывать!
- Саске, мне перепадёт в любом случае, - отвечаешь ты на ходу. - Какой смысл ещё и в твоём наказании?
Я растерянно замолкаю и сильнее вцепляюсь тебе в руку. Я не отпускаю её даже тогда, когда мы заходим в комнату, и ты открываешь шкаф, чтобы найти себе новую одежду. Тебе неудобно, но ты ничего не говоришь, просто достаёшь первую попавшуюся футболку, - и я тут же чувствую холодный удар в сердце.
Я дёргаю тебя за руку и шепчу:
- Не надо. Не одевай её.
Ты поворачиваешься и удивлённо приподнимаешь брови.
- Она мне не нравится. Очень не нравится, - объясняю я убеждённо, стараясь заглушить мысль о том, что мои вкусы никогда не были и не будут для тебя аргументом.
Недоумение на твоём лице сменяется недовольством.
- Что за капризы, Саске?
Я чувствую отчаяние. Не знаю, почему меня бросает в дрожь от одного взгляда на эту странную чёрную футболку с сетчатыми вставками, и не понимаю, как объяснить, что это очень важно. Поэтому я просто привстаю на цыпочки и смотрю на тебя умоляюще:
- Ну пожалуйста, братик! Пожалуйста, я очень тебя прошу!
Ты качаешь головой и берёшь из шкафа другую футболку. Я чувствую облегчение, однако тревога, появившаяся, пока мы шли по лесу, никак не хочет меня отпускать. Возможно, если бы я понял, откуда она взялась, всё бы прошло, но я не могу. Так бывает после того, как приснился кошмар: уже не помнишь его содержание, но тяжёлое, мрачное впечатление отравляет весь день.
- Почему ты до сих пор здесь? - холодно интересуешься ты. - Иди тоже переоденься.
Кажется, ты всё-таки рассердился из-за футболки. Хотя по твоему лицу, как всегда, невозможно понять.
Я молчу и не двигаюсь.
- Иди, Саске, - повторяешь ты и ложишься на кровать, отгораживаясь от меня книгой и знакомым равнодушным выражением на лице.
Нет. Не сегодня! Пожалуйста, только не сегодня!..
Мне бы хотелось подбежать сейчас к кровати и обнять тебя, вцепиться так, будто от этого зависит моя жизнь, и не отпускать, до самого утра. И потом тоже.
Но я не могу решиться. Ты не шевелишься, - я даже не вижу, чтобы вздымалась твоя грудь, - и снова так безразличен, что мне кажется: попробуй я к тебе прикоснуться, мои руки обхватят мёртвое тело, скользнут по гладкой поверхности ледяной статуи. Это очень страшно.
Но уйти я тоже не могу. Прислоняюсь к стене и медленно сползаю на пол, обхватывая руками колени. Буду сидеть так на холодном полу до рассвета, до того, как ты уйдёшь на свою миссию, пусть даже после этого я схвачу воспаление лёгких. Я даже не буду просить тебя закрыть окно, которое ты вечно оставляешь распахнутым, как будто ждёшь чьего-то прихода. В конце концов, если я заболею и буду умирать, может, тогда ты останешься?..
Минут через десять ты отрываешься от книги и пристально смотришь на меня, признавая, что не забыл о моём существовании. Я упрямо мотаю головой. Ты не заставишь меня уйти, ни за что!
Твой взгляд как будто немного теплеет, когда ты видишь это решительное выражение на моём лице. Раньше ты смотрел на меня так почти всё время, но в последние месяцы тебя всё чаще охватывает безразличие, ты как будто застываешь, и не видишь меня. Отец говорит, что это оттого, что ты устаёшь на миссиях, и я слышу в его голосе гордость, но иногда я не понимаю - зачем оно нужно, если делает тебя таким?
Я хочу, чтобы ты был прежним. Я уже готов сорваться и подбежать к тебе, но ты встаёшь, достаёшь из шкафа ещё одну футболку и шорты и молча бросаешь мне.
Я улыбаюсь. Это уже не в первый раз, когда я надеваю твои вещи, и мне это нравится. Иногда, когда тебя нет, я сам прокрадываюсь в твою комнату и делаю это. Мне так хочется быть таким, как ты. Может, если я буду похож хотя бы внешне, то смогу немного понять тебя?
Однако пока я одеваюсь, ты снова ложишься и отворачиваешься. И с чего это вдруг я понадеялся, что ты сейчас позволишь мне спать вместе с тобой?..
Я вздыхаю и перевожу взгляд на окно. На улице смеркается, и мама зажигает в саду фонари. Обычно я люблю смотреть из твоей комнаты, как они легко покачиваются на ветру, разгоняя ночной мрак своим весёлым, праздничным светом, но сейчас мне отчего-то неуютно. Мне не нравятся красные фонари, точно так же, как не нравилась твоя сетчатая футболка. Я внезапно понимаю, что очень, очень не люблю красный цвет - особенно, когда фоном ему служит чёрный - и начинаю испытывать ужас.
Сглатываю и тихонько окликаю тебя. Ты не реагируешь.
- Братик!.. Нии-сан! - продолжаю я звать более настойчиво. - Итачи!!!
Ты оборачиваешься, услышав своё имя. Наверное, потому, что я очень редко называю тебя так.
Мне немного стыдно за мой порыв, но страх, тугими кольцами сдавливающий живот, сильнее.
- Мне страшно! - объясняю я торопливо. - Очень страшно! Попроси маму не зажигать фонари или… или позволь мне спать с тобой!..
- Фонари? - переспрашиваешь ты задумчиво. - Саске, ты не должен бояться таких глупостей. Скоро ты узнаешь, что существуют вещи, куда более страшные.
Что ты имеешь в виду?.. Мне не нравится этот странный блеск в твоих глазах. Пожалуй… пожалуй он пугает меня даже больше, чем фонари. Я хочу броситься к тебе, уткнуться лицом в колени, и не видеть ни фонарей, ни этого взгляда.
- Хорошо! - поспешно соглашаюсь я и вскакиваю с пола. - Хорошо, завтра я не буду бояться, но пожалуйста, позволь мне сегодня побыть с тобой! Первый и последний раз, обещаю!..
Пару секунд ты колеблешься. Тонкие губы искривляются в каком-то подобии улыбки - незнакомой, жуткой, жестокой, а в глазах - странная смесь печали и неумолимости. Мне кажется, что я слышу твои мысли: «Первый и последний раз, да, Саске?», чувствую горечь твоего смеха, которого я не услышу ни в этот раз, ни во все последующие, смеха, которого ты больше никогда себе не позволишь.
Однако ты решительно качаешь головой:
- Нет, Саске. Не забывай, я ухожу очень рано - с рассветом.
…С рассветом?
Почему ты всегда уходишь с рассветом, Итачи?
И тут внезапно все обрывки воспоминания, все предчувствия сегодняшнего дня собираются в единственный образ.
- Я знаю!!! - подскакиваю к тебе с криком. - Знаю!!! Ты хочешь уйти с ними… с ними… С Акацки!
Секундного изумления в твоих глазах мне хватает, чтобы понять, что я прав, и поэтому я не обращаю внимания, когда ты мгновение спустя произносишь своим обычным монотонным голосом:
- Не представляю, о чём ты, Саске.
- Нет, я знаю!.. - вцепляюсь в твою футболку; мне хотелось бы - в руки, но страшно, страшно, страшно, что они окажутся холодно-неживыми. - Не уходи!.. Пожалуйста, не уходи!
Твой взгляд становится злым. Ты отталкиваешь меня с жестокостью, которой я никогда не ждал от моего брата, но я не удивляюсь: кажется, я уже всё знаю. Падаю на пол и тут же снова вскакиваю, продираюсь к тебе сквозь этот безжалостный взгляд, сквозь мёртвый огонь шарингана, сквозь лабиринты разновременных видений, рушащих реальность позади и впереди меня.
- Пожалуйста, останься!.. Умоляю, братик, не делай этого, умоляю, умоляю, не надо!..
Голос срывается на фальцет, на комариный писк - да ты и смотришь на меня, как на жалкое насекомое, заслуживающее только того, чтобы раздавить его движением пальцев - щелчком пальцев по лбу…
Ноги не выдерживают колотящей меня дрожи и подкашиваются, я снова и снова падаю, запутываясь в паутине облепивших меня сновидений, галлюцинаций и воспоминаний о будущем. Обдираю в кровь колени и, отчаявшись снова встать, подползаю к тебе, цепляюсь трясущимися пальцами за штанину, заглядываю в глаза. Вечно слабый, униженный, глупый маленький брат, который смотрит на тебя снизу вверх, как на единственного Бога, когда-либо существовавшего для него в жизни. Жестокого Бога, без тени сожаления обрекающего на боль, пытки и смерть, но другого у меня нет, и не будет. Чем мне заслужить твою милость?.. Какие жертвы ещё принести?
Я знаю, ты хочешь силы, тебе нужна сила, ты не терпишь слабости рядом с собой, и ты презираешь меня за то, что я сейчас делаю, но больше я ничего не умею. Что я могу?..
Внутри всё ширится и рвётся от надрывных, непосильных попыток подобрать, выдумать несуществующие слова, способные разжалобить твоё сердце. Я в отчаянии обвожу глазами комнату, надеясь, что, может быть, что-то даст мне подсказку, след, хотя бы какой-то намёк.
Бесполезно.
Не здесь.
Хрипло вдыхаю, зажмуриваю глаза и погружаюсь в водоворот образов, рассыпающих, разрывающих моё сознание на миллионы слоёв. Мне нужно… найти хоть что-то. Цепляюсь за всякий ускользающий, призрачный, полузабытый отголосок, впитываю его в себя и чувствую, как каждый новый отрезок из будущей жизни обрывает ещё одну ниточку, привязывающую меня к реальности.
Меня начинает мутить; сознание обволакивает тёмной пеленой приближающегося безумия; я знаю, что близок предел, перешагнув который, я навсегда потеряю связь с этим миром.
Что же мне делать?!..
…Может быть… может быть, это?
С трудом собирая силы, удерживаю в мыслях последнее воспоминание, выплакиваю слёзы девочки, которую вижу перед собой, повторяю её слова:
- Пожалуйста… Умоляю… Не уходи… Я так… так люблю тебя. Я сделаю для тебя всё, всё, что угодно, только, пожалуйста, останься!.. Или… или если это невозможно, то возьми меня с собой! Прошу тебя, братик!..
Я ещё вырываю из себя последние слова этой отчаянной мольбы, а грудь уже перетягивает обречённым: «не поможет».
Может быть, если бы я тогда вёл себя не так… Сакура… то теперь…
Опускаю голову на пол у твоих ног, раздавленный собственной виной и собственным бессилием.
О, как ты презираешь меня сейчас. Я чувствую твоё отвращение кожей; каждой клеткой организма, каждой порой, каждым волоском. А я… я всё равно люблю тебя. Больше жизни.
- Пожалуйста, не убивай их всех… - шепчу я сорванным голосом, продолжая цепляться за твою ногу. - Убей лучше меня… меня… Какая тебе разница?
- Убить - тебя?
Ты отдираешь мои пальцы от своих штанов, небрежно хватаешь за воротник, поднимаешь в воздух и внимательно изучаешь кровавым, ужасающим взглядом. Чёрные запятые мелко дрожат, расплываются в густом, тягуче-алом мареве радужки, почти готовые слиться в страшный узор пока ещё не полученного Мангекьо. Я вздрагиваю в твоих руках, затапливаемый новой волной паники. Проклятый инстинкт самосохранения, неистребляемый, неискоренимый, вечный. Казалось бы, я сам попросил о смерти, я хочу её, жду, а он опять диктует свои условия, требует вырваться, бежать от тебя, цепляться за жизнь.
Не знаю, как у меня хватает сил выдержать это - не шевелиться, не отводить взгляда от красного огня твоего шарингана, грубо вторгшегося в моё сознание. Наверное, дело в том, что как раз сил-то у меня больше и не осталось.
А потом ты ставишь меня на ноги и внезапно произносишь:
- Хорошо.
Я как будто вижу нас обоих со стороны: собственный потухший, бессмысленный взгляд и твой - непроницаемый, потемневший до обычного состояния.
- Что - хорошо?
Убьёшь меня, да?..
- Я возьму тебя с собой.
Я замираю и растерянно хлопаю слипшимися от слёз ресницами. Нет. Не может быть. Ты не мог это сказать. Ты не можешь этого сделать.
П-правда?..
Мне становится физически больно от просыпающейся надежды, отравляющей организм, уже мёртвый, чужой, нечувствительный ко всему, новой струей жизни, несущей новые страдания.
- Иди собирай вещи, - тихо командуешь ты.
- С-сейчас?.. - растерянно выдыхаю я, сморгнув вновь подступившие слёзы.
- Да. Ты же сам хотел.
Я всё ещё не смею поверить - не позволяю себе поверить.
- И ты не будешь…
- Не буду. Потом объясню. Поторопись, Саске, если уж ты действительно этого хочешь.
Разве ты мог передумать? Ты никогда не меняешь своих решений. И уж тем более не может быть, чтобы ты делал это из жалости. Не сейчас. Тогда почему?..
Я отступаю к двери, кусая губы от напряженных сомнений. Кидаю на тебя последний, неуверенный взгляд, и - забываю обо всём. Твои глаза, твои руки, твои волосы, твой голос, мягкий и жестокий одновременно, твои прикосновения, нежные, терзающие, не знающие пощады. Ты будешь со мной. Я всё изменю, мы всё начнём сначала, не будет ненависти, только любовь, я буду любить тебя, я сделаю всё, чтобы ты был счастлив.
Меня чуть не сшибает волной горячей, сумасшедшей, безудержной радости. Ты не обманываешь, я же вижу, что не обманываешь; тогда какая разница? Какая разница, где мы будем жить, чем станем заниматься, если мне не придётся больше травить душу местью, не придётся выть от одиночества в пустом разрушенном доме?.. Пусть даже ты убьёшь меня рано или поздно, отдашь для экспериментов этим Акацки, мне всё равно. Я хочу получить свой кусочек счастья, Ками-сама, я хочу чуда, пусть это чудо действительно случится, пожалуйста, один раз, ненадолго.
Ты подходишь, кладёшь руки мне на плечи и подталкиваешь к двери - мягко, но настойчиво.
- Возьми с собой самое необходимое и возвращайся. Постарайся, чтобы родители тебя не заметили.
Меня охватывает эйфория, голова кружится как в дурмане сладкого наркотического опьянения. Я боюсь, что просто не выдержу этого, что меня на части разорвет потоком солнечного, звенящего ликования. И организм в самом деле не выдерживает: я чувствую резкую боль где-то внутри, спазмы в горле и сразу же - кровь; на губах, на подбородке, на шее.
В первую секунду я не обращаю внимания: к чёрту, разберусь со здоровьем позже. Но потом я пытаюсь сделать шаг - и не могу, ноги как будто увязают в трясине.
Я дёргаюсь - без толку, ощущение, что меня засасывает, затягивает, облепляет густой паутиной, только усиливается.
Нет, нет!.. Не сейчас, нельзя, мне надо добраться до комнаты, нам надо уходить, проклятье, мы же не успеем, мы…
Оборачиваюсь к тебе, протягиваю руки, ищу поддержки, объяснения того, что происходит.
- Ит… Ита… - я пытаюсь позвать тебя, но и это мне не удаётся: в горло как будто напихали песка. Я хриплю, кашляю, пытаюсь вытолкнуть из глотки то, что мешает мне говорить, но чувствую только кровь, ещё больше крови, она течёт по подбородку потоками, но легче мне не становится, горло сдавливает всё сильнее.
Да что же… что это?! Почему я не могу шевелиться, почему тело - словно не моё, почему я оседаю на пол, несмотря на все усилия удержаться на ногах?
Помоги мне, пожалуйста, помоги!.. Да что же ты стоишь и смотришь сквозь меня, как будто не видишь? Ты не можешь не видеть меня, вот же оно, моё отражение в блестящей черноте твоих глаз: скорчившееся на полу тело, залитая кровью одежда. Почему же… почему ты так безразличен, так равнодушен, почему ты ничего не замечаешь, почему отходишь и садишься на кровать, не обращая на меня никакого внимания, как будто я уже ушёл?..
Нам же нужно торопиться, уходить, а иначе… иначе…
Я падаю на колени, прижимая руки к животу. Пальцы погружаются во что-то тёплое, липкое, омерзительное. Кровь. Проклятье, и здесь кровь?!..
Что… это?.. Итачи… Что это?!
Я наклоняю голову и в отчаянии разглядываю рваную рану на животе, чёрную ткань штанов, густо пропитанную кровью.
Не может быть… чтобы… сейчас…
В дверь громко колотят, и я содрогаюсь от страшного осознания: это родители, они заметили моё отсутствие, они сейчас войдут - и всё кончено. Ну пожалуйста, сделай же что-нибудь, пока ещё есть шанс, пойдём, пойдём быстрее отсюда…
- Саске! Открой дверь!
Нет!!! О, нет…
Меня трясёт от ужаса, уже в который раз за этот вечер, но сейчас страх, паника, отчаяние ещё сильнее - я не хочу, не могу потерять эту последнюю надежду на то, что всё ещё можно изменить… ты же дал мне её, ты пообещал, я хотел совсем немногого, просто побыть рядом с тобой без этой… ненависти… Почему же… почему ты опять обманул меня?
ПОЧЕМУ?!
Я рыдаю, бессильно, безвольно; катана дрожит в онемевшей руке, кровь пропитывает чёрный плащ.
Стук в дверь усиливается, у меня закладывает уши от этих раскатистых ударов, от шума голосов в коридоре - женских, мужских… Откуда здесь взялось столько народу?..
- Саске, открой немедленно!
Ну хорошо… хорошо… сейчас…
Я машинально подаюсь вперёд, протягиваю руку - и валюсь грудью на пол, не в силах пошевелиться. Мне удаётся только изогнуть голову, посмотреть сквозь ресницы на то, как разлетается в щепки деревянная поверхность двери, как врывается в комнату через освободившийся проём Наруто; кончики его пальцев ещё подрагивают, светятся голубоватыми искрами расенгана.
В ушах звенит отчаянный вопль Сакуры, сорванный крик Наруто:
- Саске!.. Саске, проклятье, Саске… что тут… случилось?!
Он кидается ко мне, переворачивает, кладёт мою голову к себе на колени, и я вижу немой ужас и неверие, нежелание верить в его расширившихся, вытянутых зрачках.
Он вытаскивает катану из моих пальцев, смотрит на неё, непонимающе трясёт головой, вцепляется мне в плечи.
- Ты что же… ТЫ ЧТО НАДЕЛАЛ, ИДИОТ?!
Сакура, задыхаясь от рыданий, водит по моему телу рукой, излучающей чакру. Она опытный медик и понимает - вижу это по её глазам - что тут уже ничего не исправишь, просто пытается успокоить боль, облегчить мне последние минуты. Она сильная. Может быть, гораздо сильнее любого из нас, что бы я ни думал по этому поводу раньше. Видят Боги, я бы не хотел оставлять после себя потомков проклятого клана Учиха, но если уж это и в самом деле случилось, то я рад, что у моего ребёнка будет такая мать.
Я пытаюсь улыбнуться ей, сказать, чтобы она не тратила понапрасну сил, всё равно ведь недолго осталось, но я не могу говорить. Я чувствую страшную слабость - а ещё усталость и… печаль, печаль, которая обволакивает меня густым мягким туманом, и я бесконечно долго падаю в его молочно-белую пену.
Твои руки подхватывают меня и опускают в воду, и я закрываю глаза, чувствуя, как она течёт сквозь меня, успокаивая своей прохладой жгучую боль во всём теле. А потом ты приподнимаешь меня, и я ощущаю под ногами гладкость песочного дна. Ночной ветер поднимает на поверхности озера лёгкую рябь, и она дробит отражение нас двоих на фоне взошедшей луны на множество мерцающих осколков.
Я чувствую лёгкие, почти невесомые прикосновения твоих пальцев, промывающих мне раны; тёмная, липкая кровь течёт по моим рукам, опущенным в озеро, и растворяется без следа в бездонной синеве его спокойных, недвижимых вод.
Закончив, ты обнимаешь меня за плечи и подталкиваешь к берегу, но у меня подкашиваются колени - и ты легко подхватываешь меня на руки и несёшь. Я не могу понять, сколько мне сейчас лет; может быть, пять, а, может, двадцать, но ощущение от тебя - как в детстве. Ветер развевает твои распущенные волосы и они прилипают к моим щекам, но я не отстраняюсь; смотрю сквозь них на серебристую гладь предрассветного неба. Я уже давно отвык обращать внимание на подобные вещи, и оттого кажется, что вижу такое в первый раз.
- Здесь красиво… - бормочу я удивлённо. - Неужели это то самое озеро, в котором я чуть не утонул?
- Да. Помнишь, я обещал показать тебе, как оно выглядит перед рассветом?
Конечно, помню. Почему-то картинки из детства видятся мне сейчас гораздо отчётливее, чем воспоминания всех последующих лет.
- Почему же прошло так много времени, прежде чем ты выполнил своё обещание? Я уже отчаялся верить, что это когда-нибудь произойдёт…
Ты усаживаешь меня на свой расстеленный на траве плащ и начинаешь одевать, ничего не отвечая. Да мне и не нужен ответ. Я прощаю тебе невыполненные обещания, как простил всё остальное.
Я чувствую себя ужасно уставшим. Голова постепенно клонится к земле, и ты угадываешь моё желание: помогаешь улечься и опускаешься рядом.
- Спи, Саске.
Я улыбаюсь. Как же я любил, когда именно ты укладывал меня в постель. С тобой я засыпал даже быстрее, чем с мамой.
Я и сейчас закрываю глаза и расслабляюсь, но потом как будто слышу вдалеке звук распахнутого ветром окна и кое-что вспоминаю.
- Итачи, скажи… Зачем ты всё время открывал окно?
Ты улыбаешься грустно.
- Затем, что я ждал тебя.
- Ждал? Меня? - повторяю я, не совсем понимая, что ты имеешь в виду. Но сейчас не это самое важное: - Так ты всё-таки меня ждал?
- Конечно. Иногда вечное одиночество становится слишком тяжким грузом… даже для меня.
Я молча рыдаю.
Слёзы всё текут и текут, я вытираю их рукавом, но не пытаюсь остановить.
- Ну что ты плачешь, мой глупый братик? - мягко произносишь ты. - Не надо.
- Не могу, - выдыхаю я. - Прости. Я так и не научился быть сильным.
Ты вздыхаешь, а потом вдруг прижимаешь меня к себе и шепчешь на ухо:
- Ты знаешь, Саске… Я… я тоже.
Я замираю. Лежу, не шевелясь и почти не дыша, в твоих объятиях, боясь нарушить малейшим движением или даже вздохом нашу хрупкую связь, и только слёзы льются всё сильнее, как будто они живут какой-то отдельной от моего тела жизнью.
- Тебе холодно? - спрашиваешь ты, проводя пальцами по открытой полоске моей кожи, покрытой мурашками.
Я едва заметно киваю, и ты чуть приподнимаешься, передвигаешь мою лежащую на земле руку и ложишься на неё. Потом сам обхватываешь меня, крепко, почти до боли, и шепчешь:
- Обними.
Я пытаюсь. Руки немеют, и я с трудом могу ими пошевелить, но ты гладишь меня по волосам, по плечам, по спине, и это немного меня согревает. Сцепляю окоченевшие пальцы у тебя за спиной и утыкаюсь лицом в твою шею.
Ты чуть поворачиваешь голову, целуешь меня в лоб и повторяешь:
- Спи, Саске.
- Ага…
Я и в самом деле хочу спать. Я так давно не спал. Миллион лет. Я буду спать очень долго. Целую вечность. Но… ты же будешь рядом всё это время?
- Конечно, маленький братик… - отвечаешь ты моим мыслям с ласковой улыбкой. - Я больше никогда тебя не оставлю.
- А когда я проснусь, ты возьмёшь меня с собой в горы, покажешь свои любимые места?
- Обязательно, Саске. Отправимся туда завтра, как только ты встанешь.
Я улыбаюсь. Я снова поверю твоим обещаниям, пусть и знаю, что никакое «завтра» для меня не наступит. А, может, именно потому, что оно не наступит.
…На какую-то секунду меня выбрасывает обратно: я вижу перед собой залитый кровью пол и собственные скрюченные побелевшие пальцы, слышу сдавленные рыдания Наруто. Мне хочется что-нибудь сделать, взять его за руку, сказать, что так будет лучше для всех, попросить прощения, но у меня уже нет ни голоса, ни возможности пошевелиться. Чьи-то голоса доносятся до меня как сквозь вату:
- Наруто… бесполезно…
- … в шесть часов пятнадцать минут…
Я беспокойно шевелюсь в твоих объятиях. Седьмой час, в это время ты всегда исчезаешь.
- Ты же не уйдёшь?.. Не уйдёшь больше? - произношу я одними губами и прижимаюсь к тебе сильнее, пытаясь ощутить твоё тепло, несмотря на то, что тело уже практически потеряло чувствительность.
- Нет, мой хороший. Не уйду, - твои губы скользят по моей щеке, собирая слёзы. - Я же сказал.
- Мне так жаль… - шепчу я тебе в волосы. - Мне, правда, очень жаль… всех… Как ты думаешь, они смогут простить меня?..
- Конечно, маленький. Спи.
Спать… да… теперь можно…
Я чуть улыбаюсь, наблюдая сквозь полуприкрытые ресницы, как первые лучи восходящего солнца золотят водную гладь озера.
Рассвет.
Последний раз смотрю на тебя, в твои печальные, ласковые глаза, пока всё вокруг не погружается в мягкое белое сияние, укутывающее меня, словно покрывалом.
Мы наконец-то встречаем рассвет вместе…
КОНЕЦ
Автор: Mokushiroku
Жанр: angst; в некоторых местах, пожалуй, dark
Персонажи/пары: Итачи/Саске. На заднем плане Саске/Сакура и Наруто/Хината
Рейтинг: Полагаю, что дотягивает до NC-17. Хотя не факт
Статус: закончен
Заметки: Многабукф! А также яой, инцест, смерть персонажа, POV Саске, ООС Саске.
Краткое содержание: Всё мрачно, глючно и грустно. Потому что, несмотря на всё моё желание, я не вижу, как устроить парочке любимых братьев счастливое совместное существование, не прибегая к АУ.
читать дальше…И ты вытаскиваешь.
Вцепляешься стальной хваткой в запястья и тянешь вверх, сквозь плотно-зелёную толщу воды.
Я захлёбываюсь солнечным светом, зеленью деревьев, криками птиц, воздухом, внезапно хлынувшим в лёгкие, - так же, как секунду назад захлёбывался солёной водой.
Ты вытаскиваешь меня на берег, усаживаешь и ждёшь, пока я откашляюсь. Меня пару раз выворачивает всей этой водой, которой я наглотался, но, в конце концов, я снова могу дышать и поднимаю на тебя глаза.
Ты смотришь на меня испуганно и сердито, и это до странного непохоже на твоё утреннее безразличие. Да ты вообще сам на себя не похож: худые плечи подрагивают, мокрые волосы облепили лицо, глаза чуть расширены от пережитого ужаса; ты впервые не кажешься старше своего возраста, а сейчас тебе лет двенадцать, наверное.
- Саске! - начинаешь холодно, строго, - так всегда выговаривает нам отец, - но я сжимаюсь в комок, обхватываю ободранные коленки руками и часто-часто моргаю, чувствуя подступающие к глазам слёзы. И ты не выдерживаешь, прижимаешь к себе, шепчешь в ухо почти нежно: - Какого чёрта ты полез в озеро, глупый?
Я утыкаюсь носом тебе в шею и ловлю языком стекающие с намокшей чёлки капли; тебе щекотно, ты смеёшься, но потом вспоминаешь, что негоже так попустительствовать младшему брату, только что нарушившему строжайший запрет отца, и отстраняешься, качая головой.
- Если родители узнают, влетит нам обоим; и тебе, и мне - за то, что не усмотрел.
Я втягиваю голову в плечи и смотрю на тебя жалостливым взглядом.
Ты вздыхаешь и стягиваешь с меня мокрую одежду, потом вытираешь мне волосы единственной имеющейся у нас сухой вещью: своей футболкой, которую ты предусмотрительно скинул, прежде чем броситься в озеро.
Я пытаюсь протестовать, но ты встряхиваешь меня за плечи и серьёзно смотришь в глаза.
- Прекрати, Саске. Ещё не хватало, чтобы ты простудился.
- А…ты?
- Со мной всё будет в порядке, - ты снимаешь мокрые штаны, отжимаешь их и снова натягиваешь.
- Со мной тоже! - горячо возражаю я, но ты только улыбаешься и подхватываешь меня на руки.
Я смиряюсь со своей участью; по-хорошему надо бы вырваться, пойти самому, но в твоих объятиях так тепло, так спокойно, что совершенно не хочется доказывать свою самостоятельность в данный момент.
- Почему ты всегда сильнее? - ворчу я, удобнее устраиваясь у тебя на руках.
Ты усмехаешься и небольно щёлкаешь меня по лбу.
- Ну, потому, что я, например, не пытаюсь продемонстрировать своё умение скользить по воде, не будучи сам в нём уверенным.
Я вздыхаю и прижимаюсь к тебе. Мы идём через лес в сторону дома, лёгкий ветер развевает твои подсохшие волосы, и меня начинает дурманить их аромат, смешавшийся с запахом хвои и нагревшейся за день листвы. Последние дни уходящего лета.
Мне отчего-то хочется плакать, и я не сопротивляюсь этому желанию: начинаю всхлипывать и мелко подрагивать, утыкаясь тебе в грудь.
Ты останавливаешься и смотришь на меня полуудивлённо-полуобеспокоенно:
- Что случилось?
Мои рыдания усиливаются.
- Не уходи… - бормочу я, шмыгая носом.
- Ну Саске, - ты досадливо морщишься. - Мы же уже говорили об этом. Я не могу не идти сегодня на миссию.
Я отчаянно трясу головой.
- Нет! Вообще…
Ты на секунду прикрываешь глаза.
- Не понимаю, о чём ты.
Я и сам не очень-то понимаю, но меня пугает едва заметная перемена в твоём голосе. Не то чтобы он стал холодным или жёстким, просто - каким-то неестественным, слишком ровным; так произносят слова хорошо заученной роли.
Больше я не успеваю ничего спросить: мы подходим к дому, и навстречу нам выбегает мама, торопливо вытирая руки о фартук. Наверное, она заметила нас в окно.
- Итачи, Саске! - кричит она ещё издалека. - Почему вы раздетые? На улице уже совсем не жарко!
- Саске упал в озеро, - сообщаешь ты, прежде чем я успеваю открыть рот. - Это я виноват.
Мама качает головой.
- Ох… Ну ладно, ладно, идите быстрее оденьтесь, пока отец не заметил.
Ты киваешь, спускаешь меня на пол, и мы торопливо идём через весь дом к тебе в комнату.
- Зачем? - выдыхаю я, еле поспевая за твоими быстрыми шагами. - Зачем ты сказал, что я упал в озеро, если я специально туда полез? Не надо меня покрывать!
- Саске, мне перепадёт в любом случае, - отвечаешь ты на ходу. - Какой смысл ещё и в твоём наказании?
Я растерянно замолкаю и сильнее вцепляюсь тебе в руку. Я не отпускаю её даже тогда, когда мы заходим в комнату, и ты открываешь шкаф, чтобы найти себе новую одежду. Тебе неудобно, но ты ничего не говоришь, просто достаёшь первую попавшуюся футболку, - и я тут же чувствую холодный удар в сердце.
Я дёргаю тебя за руку и шепчу:
- Не надо. Не одевай её.
Ты поворачиваешься и удивлённо приподнимаешь брови.
- Она мне не нравится. Очень не нравится, - объясняю я убеждённо, стараясь заглушить мысль о том, что мои вкусы никогда не были и не будут для тебя аргументом.
Недоумение на твоём лице сменяется недовольством.
- Что за капризы, Саске?
Я чувствую отчаяние. Не знаю, почему меня бросает в дрожь от одного взгляда на эту странную чёрную футболку с сетчатыми вставками, и не понимаю, как объяснить, что это очень важно. Поэтому я просто привстаю на цыпочки и смотрю на тебя умоляюще:
- Ну пожалуйста, братик! Пожалуйста, я очень тебя прошу!
Ты качаешь головой и берёшь из шкафа другую футболку. Я чувствую облегчение, однако тревога, появившаяся, пока мы шли по лесу, никак не хочет меня отпускать. Возможно, если бы я понял, откуда она взялась, всё бы прошло, но я не могу. Так бывает после того, как приснился кошмар: уже не помнишь его содержание, но тяжёлое, мрачное впечатление отравляет весь день.
- Почему ты до сих пор здесь? - холодно интересуешься ты. - Иди тоже переоденься.
Кажется, ты всё-таки рассердился из-за футболки. Хотя по твоему лицу, как всегда, невозможно понять.
Я молчу и не двигаюсь.
- Иди, Саске, - повторяешь ты и ложишься на кровать, отгораживаясь от меня книгой и знакомым равнодушным выражением на лице.
Нет. Не сегодня! Пожалуйста, только не сегодня!..
Мне бы хотелось подбежать сейчас к кровати и обнять тебя, вцепиться так, будто от этого зависит моя жизнь, и не отпускать, до самого утра. И потом тоже.
Но я не могу решиться. Ты не шевелишься, - я даже не вижу, чтобы вздымалась твоя грудь, - и снова так безразличен, что мне кажется: попробуй я к тебе прикоснуться, мои руки обхватят мёртвое тело, скользнут по гладкой поверхности ледяной статуи. Это очень страшно.
Но уйти я тоже не могу. Прислоняюсь к стене и медленно сползаю на пол, обхватывая руками колени. Буду сидеть так на холодном полу до рассвета, до того, как ты уйдёшь на свою миссию, пусть даже после этого я схвачу воспаление лёгких. Я даже не буду просить тебя закрыть окно, которое ты вечно оставляешь распахнутым, как будто ждёшь чьего-то прихода. В конце концов, если я заболею и буду умирать, может, тогда ты останешься?..
Минут через десять ты отрываешься от книги и пристально смотришь на меня, признавая, что не забыл о моём существовании. Я упрямо мотаю головой. Ты не заставишь меня уйти, ни за что!
Твой взгляд как будто немного теплеет, когда ты видишь это решительное выражение на моём лице. Раньше ты смотрел на меня так почти всё время, но в последние месяцы тебя всё чаще охватывает безразличие, ты как будто застываешь, и не видишь меня. Отец говорит, что это оттого, что ты устаёшь на миссиях, и я слышу в его голосе гордость, но иногда я не понимаю - зачем оно нужно, если делает тебя таким?
Я хочу, чтобы ты был прежним. Я уже готов сорваться и подбежать к тебе, но ты встаёшь, достаёшь из шкафа ещё одну футболку и шорты и молча бросаешь мне.
Я улыбаюсь. Это уже не в первый раз, когда я надеваю твои вещи, и мне это нравится. Иногда, когда тебя нет, я сам прокрадываюсь в твою комнату и делаю это. Мне так хочется быть таким, как ты. Может, если я буду похож хотя бы внешне, то смогу немного понять тебя?
Однако пока я одеваюсь, ты снова ложишься и отворачиваешься. И с чего это вдруг я понадеялся, что ты сейчас позволишь мне спать вместе с тобой?..
Я вздыхаю и перевожу взгляд на окно. На улице смеркается, и мама зажигает в саду фонари. Обычно я люблю смотреть из твоей комнаты, как они легко покачиваются на ветру, разгоняя ночной мрак своим весёлым, праздничным светом, но сейчас мне отчего-то неуютно. Мне не нравятся красные фонари, точно так же, как не нравилась твоя сетчатая футболка. Я внезапно понимаю, что очень, очень не люблю красный цвет - особенно, когда фоном ему служит чёрный - и начинаю испытывать ужас.
Сглатываю и тихонько окликаю тебя. Ты не реагируешь.
- Братик!.. Нии-сан! - продолжаю я звать более настойчиво. - Итачи!!!
Ты оборачиваешься, услышав своё имя. Наверное, потому, что я очень редко называю тебя так.
Мне немного стыдно за мой порыв, но страх, тугими кольцами сдавливающий живот, сильнее.
- Мне страшно! - объясняю я торопливо. - Очень страшно! Попроси маму не зажигать фонари или… или позволь мне спать с тобой!..
- Фонари? - переспрашиваешь ты задумчиво. - Саске, ты не должен бояться таких глупостей. Скоро ты узнаешь, что существуют вещи, куда более страшные.
Что ты имеешь в виду?.. Мне не нравится этот странный блеск в твоих глазах. Пожалуй… пожалуй он пугает меня даже больше, чем фонари. Я хочу броситься к тебе, уткнуться лицом в колени, и не видеть ни фонарей, ни этого взгляда.
- Хорошо! - поспешно соглашаюсь я и вскакиваю с пола. - Хорошо, завтра я не буду бояться, но пожалуйста, позволь мне сегодня побыть с тобой! Первый и последний раз, обещаю!..
Пару секунд ты колеблешься. Тонкие губы искривляются в каком-то подобии улыбки - незнакомой, жуткой, жестокой, а в глазах - странная смесь печали и неумолимости. Мне кажется, что я слышу твои мысли: «Первый и последний раз, да, Саске?», чувствую горечь твоего смеха, которого я не услышу ни в этот раз, ни во все последующие, смеха, которого ты больше никогда себе не позволишь.
Однако ты решительно качаешь головой:
- Нет, Саске. Не забывай, я ухожу очень рано - с рассветом.
…С рассветом?
Почему ты всегда уходишь с рассветом, Итачи?
И тут внезапно все обрывки воспоминания, все предчувствия сегодняшнего дня собираются в единственный образ.
- Я знаю!!! - подскакиваю к тебе с криком. - Знаю!!! Ты хочешь уйти с ними… с ними… С Акацки!
Секундного изумления в твоих глазах мне хватает, чтобы понять, что я прав, и поэтому я не обращаю внимания, когда ты мгновение спустя произносишь своим обычным монотонным голосом:
- Не представляю, о чём ты, Саске.
- Нет, я знаю!.. - вцепляюсь в твою футболку; мне хотелось бы - в руки, но страшно, страшно, страшно, что они окажутся холодно-неживыми. - Не уходи!.. Пожалуйста, не уходи!
Твой взгляд становится злым. Ты отталкиваешь меня с жестокостью, которой я никогда не ждал от моего брата, но я не удивляюсь: кажется, я уже всё знаю. Падаю на пол и тут же снова вскакиваю, продираюсь к тебе сквозь этот безжалостный взгляд, сквозь мёртвый огонь шарингана, сквозь лабиринты разновременных видений, рушащих реальность позади и впереди меня.
- Пожалуйста, останься!.. Умоляю, братик, не делай этого, умоляю, умоляю, не надо!..
Голос срывается на фальцет, на комариный писк - да ты и смотришь на меня, как на жалкое насекомое, заслуживающее только того, чтобы раздавить его движением пальцев - щелчком пальцев по лбу…
Ноги не выдерживают колотящей меня дрожи и подкашиваются, я снова и снова падаю, запутываясь в паутине облепивших меня сновидений, галлюцинаций и воспоминаний о будущем. Обдираю в кровь колени и, отчаявшись снова встать, подползаю к тебе, цепляюсь трясущимися пальцами за штанину, заглядываю в глаза. Вечно слабый, униженный, глупый маленький брат, который смотрит на тебя снизу вверх, как на единственного Бога, когда-либо существовавшего для него в жизни. Жестокого Бога, без тени сожаления обрекающего на боль, пытки и смерть, но другого у меня нет, и не будет. Чем мне заслужить твою милость?.. Какие жертвы ещё принести?
Я знаю, ты хочешь силы, тебе нужна сила, ты не терпишь слабости рядом с собой, и ты презираешь меня за то, что я сейчас делаю, но больше я ничего не умею. Что я могу?..
Внутри всё ширится и рвётся от надрывных, непосильных попыток подобрать, выдумать несуществующие слова, способные разжалобить твоё сердце. Я в отчаянии обвожу глазами комнату, надеясь, что, может быть, что-то даст мне подсказку, след, хотя бы какой-то намёк.
Бесполезно.
Не здесь.
Хрипло вдыхаю, зажмуриваю глаза и погружаюсь в водоворот образов, рассыпающих, разрывающих моё сознание на миллионы слоёв. Мне нужно… найти хоть что-то. Цепляюсь за всякий ускользающий, призрачный, полузабытый отголосок, впитываю его в себя и чувствую, как каждый новый отрезок из будущей жизни обрывает ещё одну ниточку, привязывающую меня к реальности.
Меня начинает мутить; сознание обволакивает тёмной пеленой приближающегося безумия; я знаю, что близок предел, перешагнув который, я навсегда потеряю связь с этим миром.
Что же мне делать?!..
…Может быть… может быть, это?
С трудом собирая силы, удерживаю в мыслях последнее воспоминание, выплакиваю слёзы девочки, которую вижу перед собой, повторяю её слова:
- Пожалуйста… Умоляю… Не уходи… Я так… так люблю тебя. Я сделаю для тебя всё, всё, что угодно, только, пожалуйста, останься!.. Или… или если это невозможно, то возьми меня с собой! Прошу тебя, братик!..
Я ещё вырываю из себя последние слова этой отчаянной мольбы, а грудь уже перетягивает обречённым: «не поможет».
Может быть, если бы я тогда вёл себя не так… Сакура… то теперь…
Опускаю голову на пол у твоих ног, раздавленный собственной виной и собственным бессилием.
О, как ты презираешь меня сейчас. Я чувствую твоё отвращение кожей; каждой клеткой организма, каждой порой, каждым волоском. А я… я всё равно люблю тебя. Больше жизни.
- Пожалуйста, не убивай их всех… - шепчу я сорванным голосом, продолжая цепляться за твою ногу. - Убей лучше меня… меня… Какая тебе разница?
- Убить - тебя?
Ты отдираешь мои пальцы от своих штанов, небрежно хватаешь за воротник, поднимаешь в воздух и внимательно изучаешь кровавым, ужасающим взглядом. Чёрные запятые мелко дрожат, расплываются в густом, тягуче-алом мареве радужки, почти готовые слиться в страшный узор пока ещё не полученного Мангекьо. Я вздрагиваю в твоих руках, затапливаемый новой волной паники. Проклятый инстинкт самосохранения, неистребляемый, неискоренимый, вечный. Казалось бы, я сам попросил о смерти, я хочу её, жду, а он опять диктует свои условия, требует вырваться, бежать от тебя, цепляться за жизнь.
Не знаю, как у меня хватает сил выдержать это - не шевелиться, не отводить взгляда от красного огня твоего шарингана, грубо вторгшегося в моё сознание. Наверное, дело в том, что как раз сил-то у меня больше и не осталось.
А потом ты ставишь меня на ноги и внезапно произносишь:
- Хорошо.
Я как будто вижу нас обоих со стороны: собственный потухший, бессмысленный взгляд и твой - непроницаемый, потемневший до обычного состояния.
- Что - хорошо?
Убьёшь меня, да?..
- Я возьму тебя с собой.
Я замираю и растерянно хлопаю слипшимися от слёз ресницами. Нет. Не может быть. Ты не мог это сказать. Ты не можешь этого сделать.
П-правда?..
Мне становится физически больно от просыпающейся надежды, отравляющей организм, уже мёртвый, чужой, нечувствительный ко всему, новой струей жизни, несущей новые страдания.
- Иди собирай вещи, - тихо командуешь ты.
- С-сейчас?.. - растерянно выдыхаю я, сморгнув вновь подступившие слёзы.
- Да. Ты же сам хотел.
Я всё ещё не смею поверить - не позволяю себе поверить.
- И ты не будешь…
- Не буду. Потом объясню. Поторопись, Саске, если уж ты действительно этого хочешь.
Разве ты мог передумать? Ты никогда не меняешь своих решений. И уж тем более не может быть, чтобы ты делал это из жалости. Не сейчас. Тогда почему?..
Я отступаю к двери, кусая губы от напряженных сомнений. Кидаю на тебя последний, неуверенный взгляд, и - забываю обо всём. Твои глаза, твои руки, твои волосы, твой голос, мягкий и жестокий одновременно, твои прикосновения, нежные, терзающие, не знающие пощады. Ты будешь со мной. Я всё изменю, мы всё начнём сначала, не будет ненависти, только любовь, я буду любить тебя, я сделаю всё, чтобы ты был счастлив.
Меня чуть не сшибает волной горячей, сумасшедшей, безудержной радости. Ты не обманываешь, я же вижу, что не обманываешь; тогда какая разница? Какая разница, где мы будем жить, чем станем заниматься, если мне не придётся больше травить душу местью, не придётся выть от одиночества в пустом разрушенном доме?.. Пусть даже ты убьёшь меня рано или поздно, отдашь для экспериментов этим Акацки, мне всё равно. Я хочу получить свой кусочек счастья, Ками-сама, я хочу чуда, пусть это чудо действительно случится, пожалуйста, один раз, ненадолго.
Ты подходишь, кладёшь руки мне на плечи и подталкиваешь к двери - мягко, но настойчиво.
- Возьми с собой самое необходимое и возвращайся. Постарайся, чтобы родители тебя не заметили.
Меня охватывает эйфория, голова кружится как в дурмане сладкого наркотического опьянения. Я боюсь, что просто не выдержу этого, что меня на части разорвет потоком солнечного, звенящего ликования. И организм в самом деле не выдерживает: я чувствую резкую боль где-то внутри, спазмы в горле и сразу же - кровь; на губах, на подбородке, на шее.
В первую секунду я не обращаю внимания: к чёрту, разберусь со здоровьем позже. Но потом я пытаюсь сделать шаг - и не могу, ноги как будто увязают в трясине.
Я дёргаюсь - без толку, ощущение, что меня засасывает, затягивает, облепляет густой паутиной, только усиливается.
Нет, нет!.. Не сейчас, нельзя, мне надо добраться до комнаты, нам надо уходить, проклятье, мы же не успеем, мы…
Оборачиваюсь к тебе, протягиваю руки, ищу поддержки, объяснения того, что происходит.
- Ит… Ита… - я пытаюсь позвать тебя, но и это мне не удаётся: в горло как будто напихали песка. Я хриплю, кашляю, пытаюсь вытолкнуть из глотки то, что мешает мне говорить, но чувствую только кровь, ещё больше крови, она течёт по подбородку потоками, но легче мне не становится, горло сдавливает всё сильнее.
Да что же… что это?! Почему я не могу шевелиться, почему тело - словно не моё, почему я оседаю на пол, несмотря на все усилия удержаться на ногах?
Помоги мне, пожалуйста, помоги!.. Да что же ты стоишь и смотришь сквозь меня, как будто не видишь? Ты не можешь не видеть меня, вот же оно, моё отражение в блестящей черноте твоих глаз: скорчившееся на полу тело, залитая кровью одежда. Почему же… почему ты так безразличен, так равнодушен, почему ты ничего не замечаешь, почему отходишь и садишься на кровать, не обращая на меня никакого внимания, как будто я уже ушёл?..
Нам же нужно торопиться, уходить, а иначе… иначе…
Я падаю на колени, прижимая руки к животу. Пальцы погружаются во что-то тёплое, липкое, омерзительное. Кровь. Проклятье, и здесь кровь?!..
Что… это?.. Итачи… Что это?!
Я наклоняю голову и в отчаянии разглядываю рваную рану на животе, чёрную ткань штанов, густо пропитанную кровью.
Не может быть… чтобы… сейчас…
В дверь громко колотят, и я содрогаюсь от страшного осознания: это родители, они заметили моё отсутствие, они сейчас войдут - и всё кончено. Ну пожалуйста, сделай же что-нибудь, пока ещё есть шанс, пойдём, пойдём быстрее отсюда…
- Саске! Открой дверь!
Нет!!! О, нет…
Меня трясёт от ужаса, уже в который раз за этот вечер, но сейчас страх, паника, отчаяние ещё сильнее - я не хочу, не могу потерять эту последнюю надежду на то, что всё ещё можно изменить… ты же дал мне её, ты пообещал, я хотел совсем немногого, просто побыть рядом с тобой без этой… ненависти… Почему же… почему ты опять обманул меня?
ПОЧЕМУ?!
Я рыдаю, бессильно, безвольно; катана дрожит в онемевшей руке, кровь пропитывает чёрный плащ.
Стук в дверь усиливается, у меня закладывает уши от этих раскатистых ударов, от шума голосов в коридоре - женских, мужских… Откуда здесь взялось столько народу?..
- Саске, открой немедленно!
Ну хорошо… хорошо… сейчас…
Я машинально подаюсь вперёд, протягиваю руку - и валюсь грудью на пол, не в силах пошевелиться. Мне удаётся только изогнуть голову, посмотреть сквозь ресницы на то, как разлетается в щепки деревянная поверхность двери, как врывается в комнату через освободившийся проём Наруто; кончики его пальцев ещё подрагивают, светятся голубоватыми искрами расенгана.
В ушах звенит отчаянный вопль Сакуры, сорванный крик Наруто:
- Саске!.. Саске, проклятье, Саске… что тут… случилось?!
Он кидается ко мне, переворачивает, кладёт мою голову к себе на колени, и я вижу немой ужас и неверие, нежелание верить в его расширившихся, вытянутых зрачках.
Он вытаскивает катану из моих пальцев, смотрит на неё, непонимающе трясёт головой, вцепляется мне в плечи.
- Ты что же… ТЫ ЧТО НАДЕЛАЛ, ИДИОТ?!
Сакура, задыхаясь от рыданий, водит по моему телу рукой, излучающей чакру. Она опытный медик и понимает - вижу это по её глазам - что тут уже ничего не исправишь, просто пытается успокоить боль, облегчить мне последние минуты. Она сильная. Может быть, гораздо сильнее любого из нас, что бы я ни думал по этому поводу раньше. Видят Боги, я бы не хотел оставлять после себя потомков проклятого клана Учиха, но если уж это и в самом деле случилось, то я рад, что у моего ребёнка будет такая мать.
Я пытаюсь улыбнуться ей, сказать, чтобы она не тратила понапрасну сил, всё равно ведь недолго осталось, но я не могу говорить. Я чувствую страшную слабость - а ещё усталость и… печаль, печаль, которая обволакивает меня густым мягким туманом, и я бесконечно долго падаю в его молочно-белую пену.
Твои руки подхватывают меня и опускают в воду, и я закрываю глаза, чувствуя, как она течёт сквозь меня, успокаивая своей прохладой жгучую боль во всём теле. А потом ты приподнимаешь меня, и я ощущаю под ногами гладкость песочного дна. Ночной ветер поднимает на поверхности озера лёгкую рябь, и она дробит отражение нас двоих на фоне взошедшей луны на множество мерцающих осколков.
Я чувствую лёгкие, почти невесомые прикосновения твоих пальцев, промывающих мне раны; тёмная, липкая кровь течёт по моим рукам, опущенным в озеро, и растворяется без следа в бездонной синеве его спокойных, недвижимых вод.
Закончив, ты обнимаешь меня за плечи и подталкиваешь к берегу, но у меня подкашиваются колени - и ты легко подхватываешь меня на руки и несёшь. Я не могу понять, сколько мне сейчас лет; может быть, пять, а, может, двадцать, но ощущение от тебя - как в детстве. Ветер развевает твои распущенные волосы и они прилипают к моим щекам, но я не отстраняюсь; смотрю сквозь них на серебристую гладь предрассветного неба. Я уже давно отвык обращать внимание на подобные вещи, и оттого кажется, что вижу такое в первый раз.
- Здесь красиво… - бормочу я удивлённо. - Неужели это то самое озеро, в котором я чуть не утонул?
- Да. Помнишь, я обещал показать тебе, как оно выглядит перед рассветом?
Конечно, помню. Почему-то картинки из детства видятся мне сейчас гораздо отчётливее, чем воспоминания всех последующих лет.
- Почему же прошло так много времени, прежде чем ты выполнил своё обещание? Я уже отчаялся верить, что это когда-нибудь произойдёт…
Ты усаживаешь меня на свой расстеленный на траве плащ и начинаешь одевать, ничего не отвечая. Да мне и не нужен ответ. Я прощаю тебе невыполненные обещания, как простил всё остальное.
Я чувствую себя ужасно уставшим. Голова постепенно клонится к земле, и ты угадываешь моё желание: помогаешь улечься и опускаешься рядом.
- Спи, Саске.
Я улыбаюсь. Как же я любил, когда именно ты укладывал меня в постель. С тобой я засыпал даже быстрее, чем с мамой.
Я и сейчас закрываю глаза и расслабляюсь, но потом как будто слышу вдалеке звук распахнутого ветром окна и кое-что вспоминаю.
- Итачи, скажи… Зачем ты всё время открывал окно?
Ты улыбаешься грустно.
- Затем, что я ждал тебя.
- Ждал? Меня? - повторяю я, не совсем понимая, что ты имеешь в виду. Но сейчас не это самое важное: - Так ты всё-таки меня ждал?
- Конечно. Иногда вечное одиночество становится слишком тяжким грузом… даже для меня.
Я молча рыдаю.
Слёзы всё текут и текут, я вытираю их рукавом, но не пытаюсь остановить.
- Ну что ты плачешь, мой глупый братик? - мягко произносишь ты. - Не надо.
- Не могу, - выдыхаю я. - Прости. Я так и не научился быть сильным.
Ты вздыхаешь, а потом вдруг прижимаешь меня к себе и шепчешь на ухо:
- Ты знаешь, Саске… Я… я тоже.
Я замираю. Лежу, не шевелясь и почти не дыша, в твоих объятиях, боясь нарушить малейшим движением или даже вздохом нашу хрупкую связь, и только слёзы льются всё сильнее, как будто они живут какой-то отдельной от моего тела жизнью.
- Тебе холодно? - спрашиваешь ты, проводя пальцами по открытой полоске моей кожи, покрытой мурашками.
Я едва заметно киваю, и ты чуть приподнимаешься, передвигаешь мою лежащую на земле руку и ложишься на неё. Потом сам обхватываешь меня, крепко, почти до боли, и шепчешь:
- Обними.
Я пытаюсь. Руки немеют, и я с трудом могу ими пошевелить, но ты гладишь меня по волосам, по плечам, по спине, и это немного меня согревает. Сцепляю окоченевшие пальцы у тебя за спиной и утыкаюсь лицом в твою шею.
Ты чуть поворачиваешь голову, целуешь меня в лоб и повторяешь:
- Спи, Саске.
- Ага…
Я и в самом деле хочу спать. Я так давно не спал. Миллион лет. Я буду спать очень долго. Целую вечность. Но… ты же будешь рядом всё это время?
- Конечно, маленький братик… - отвечаешь ты моим мыслям с ласковой улыбкой. - Я больше никогда тебя не оставлю.
- А когда я проснусь, ты возьмёшь меня с собой в горы, покажешь свои любимые места?
- Обязательно, Саске. Отправимся туда завтра, как только ты встанешь.
Я улыбаюсь. Я снова поверю твоим обещаниям, пусть и знаю, что никакое «завтра» для меня не наступит. А, может, именно потому, что оно не наступит.
…На какую-то секунду меня выбрасывает обратно: я вижу перед собой залитый кровью пол и собственные скрюченные побелевшие пальцы, слышу сдавленные рыдания Наруто. Мне хочется что-нибудь сделать, взять его за руку, сказать, что так будет лучше для всех, попросить прощения, но у меня уже нет ни голоса, ни возможности пошевелиться. Чьи-то голоса доносятся до меня как сквозь вату:
- Наруто… бесполезно…
- … в шесть часов пятнадцать минут…
Я беспокойно шевелюсь в твоих объятиях. Седьмой час, в это время ты всегда исчезаешь.
- Ты же не уйдёшь?.. Не уйдёшь больше? - произношу я одними губами и прижимаюсь к тебе сильнее, пытаясь ощутить твоё тепло, несмотря на то, что тело уже практически потеряло чувствительность.
- Нет, мой хороший. Не уйду, - твои губы скользят по моей щеке, собирая слёзы. - Я же сказал.
- Мне так жаль… - шепчу я тебе в волосы. - Мне, правда, очень жаль… всех… Как ты думаешь, они смогут простить меня?..
- Конечно, маленький. Спи.
Спать… да… теперь можно…
Я чуть улыбаюсь, наблюдая сквозь полуприкрытые ресницы, как первые лучи восходящего солнца золотят водную гладь озера.
Рассвет.
Последний раз смотрю на тебя, в твои печальные, ласковые глаза, пока всё вокруг не погружается в мягкое белое сияние, укутывающее меня, словно покрывалом.
Мы наконец-то встречаем рассвет вместе…
КОНЕЦ
-
-
24.05.2008 в 21:46-
-
24.05.2008 в 21:49А тебе есть 18 лет?